Светов наш слон Достоевский.
Невзоров: Как мы помним, именно его черносотенцы упорно объявляли своим кумиром и вероучителем. Они оказались абсолютно правы – иной аудитории у него практически не осталось. Правда, даже для них этот религиозный фанатик XIX века, крепко настоянный на эпилепсии и педофилии, чересчур «заборист», и при сегодняшнем «употреблении внутрь» разбавляется различными «а. менями».
Это опять-таки не означает никаких «сбрасываний» Достоевского, но указывает настоящее его место – в свечных ларьках, рядышком с «Журналом Московской Патриархии» и двуглавыми матрешками. С него можно сдувать пылинки, как с экзотического сувенира, но вот интерес к нему сложно пробудить даже таким проверенным способом, как ворошение старых пикантностей.
Бесполезно вспоминать маленьких крестьянских девочек, которых генератору православной духовности возили в баню для педофильских забав. (Об этом откровенно пишет в письме к Л. Толстому личный биограф Достоевского Страхов.)
Уже никогда больше не станет скандалом и трезвый пересказ его биографии.
Конечно, мы помним, что арестован и приговорен Достоевский был за атеизм и вольнодумство. Понимаем, что ужас приговора и каторги, по всей вероятности, «сломал» его и научил никогда больше не ходить «за флажки». Этот же страх сделал Достоевского главным соловьем режима, заставил жить и писать так, чтобы ужас Семеновского плаца никогда не повторился в его личной истории.
В своей верности православному тоталитаризму Достоевский, конечно же, забавно лез из кожи вон, но его можно понять и простить – залы казино уютнее каторжных бараков.